Мужчины: Малахов Андрей
№8(26), август 2007
Кира Толкачева
Три кресла для главных героев пустовали в студии, которую зритель каждый день в семь часов вечера видит на экране. «Где будем снимать?» — спросила меня фотограф. «Конечно, здесь, — сказала я, указав на белоснежное кресло. — Сегодня Андрей – наш главный герой».
Андрей, Вы — очередное опровержение мифа о том, что звездой телеэкрана можно стать только через какие-то связи, деньги и так далее. формула вашего успеха?
Формула успеха… Просто если ты в детстве ставишь какую-то цель и идешь к ней, то рано или поздно твоя мечта осуществляется. Главное, чтобы хватило сил.
А была цель стать телеведущим?
Цели были разными. Я приехал в Москву поступать в Институт стран Азии и Африки. Если б я поступил туда, то моей целью было бы стать переводчиком президента. Но конкурс был большой, 30 человек на место, а через дорогу — факультет журналистики. У меня уже были публикации в местной газете «Кировский рабочий»… Журналистом я хотел стать только с одной целью — вести программу «Время». Сейчас уже нет такого желания. И третий вариант был: уехать в Калининград. Там было ПТУ, где готовили барменов на суда загранплавания. Я искренне рассчитывал работать по крайней мере на Queen Elizabeth, где-нибудь в баре.
Вы сказали, что если бы стали переводчиком, то только президента. так хотелось увидеть президента?
Нет, просто я считаю, что это, с одной стороны, интересная работа, а с другой — ты ни за что не отвечаешь. Согласитесь, да? Как президент, только ответственности никакой.
С какой же целью Вы приняли решение поступить в 1998 году в РГГУ, совершенно на юридический факультет?
К тому времени я уже окончил МГУ с красным дипломом, отучился в Америке, вернулся и понял, что в эпоху перемен журналистика, при всем том, что в ней интересно работать, не дает вообще никаких средств к существованию. В Америке у меня была стипендия 200 долларов, здесь эти деньги заработать было нереально. Все весело, интересно, но… нечем платить за квартиру.
Это была некая подстраховка?
Это была подстраховка. Пожив в Америке, я понял, что там самые успешные люди — это не молодые журналисты, а юристы и адвокаты. На третьем году обучения я понял, что это не мое, но доучился.
Вы выбрали для себя определенный жанр: ток-шоу. Это очень специфический жанр. И специфичен он изначально для нашей страны, потому что взят с Запада. Вы нашли себя именно в этом?
Не сказать, что именно это я выбрал. Мне кажется, что лучшим и самым комфортным, наверное, для меня местом работы была программа «Доброе утро», где я начинал после возвращения из Америки. Это был пик свободы на телевидении и вообще в средствах массовой информации. Тогда любая идея принималась на ура. Сравнивать сегодняшние утренние программы и программы розлива конца и середины 90-х годов просто невозможно. И, когда возникла идея «Большой стирки», я предлагал эту программу не для себя. Мне казалось, что на телевидении не хватает вот таких очень легких дневных ток-шоу. Я предложил эту концепцию совершенно для других людей, просто в качестве идеи. А потом, когда руководство стало рассматривать проект, было сказано: «Ну пусть Малахов и ведет, если он это предложил».
Выход в эфир — это выброс адреналина или уже как «домой прийти»?
Понимаете, если вы каждый день водите машину, для вас же это не выброс адреналина? Конечно, если первый раз садишься за руль — это выброс. Если ты первый раз прыгаешь с парашютом — тоже. А если ты делаешь это каждый день, то все получается легче, и порой мне кажется, что нужно градус всего происходящего на съемочной площадке повысить. Я смотрю на конкурентов и понимаю, что если не работать в ежедневном режиме, это будет очень ощущаться. Если ты не сидишь в телецентре сутками, то и результат моментально чувствуется. И получается, что ты становишься заложником этого внутреннего процесса. Ежедневно в этой гонке, в борьбе за зрителя.
Вы живете практически вот в этих четырех стенах…
Честно признаюсь, что со временем я понимаю, что это все — вода, уходящая в песок.
Грани не стираются между жизнью в студии и тем, что происходит за ее стенами?
В этом и состоит проблема человека, который работает в ежедневном режиме: он не может, как человек, работающий в сберкассе, или тот же инженер где-то в офисе, выйти и нажать на выключатель. Он уже не может переключиться. Он постоянно находится в процессе: он читает газету, вырезает статью, думает: «Вот этого персонажа надо позвать на программу» или «Вот факт, который надо запомнить». Голова забита какой-то ненужной информацией. Порой, конечно, возникает мысль, что если бы всю эту энергию выложить на нефтяную вышку, то можно было бы уже стать миллиардером. А ты сидишь и борешься за цифры какие-то.
Вы работаете исключительно с женщинами. Ваши редакторы — женщины, подчиненные — женщины, начальство — женщины, если не брать в расчет Константина Эрнста. Каково это? Ведь многие мужчины боятся даже представить, что у них начальник — женщина.
Надо проще к этому относиться. Что это за XVIII век? Дискриминация по половому признаку!
Вы воспитываете своих редакторов?
Человек созревает до статуса «круглосуточного работника». На рынке существует огромная конкуренция среди профессионалов. Мы можем только приоткрыть занавес: научить человека утром читать газеты, понимать, кто может быть интересен, кто не интересен. Когда ты живешь в этом информационном поле, ты где-то на вербальном уровне чувствуешь персонажей, которые могут «выстрелить» даже через четыре — пять месяцев. Знаете, в школе разведки учат, что 90 процентов информации в открытом доступе. Нужно просто внимательно читать и слушать, знать обо всем, что происходит. В моей книге, которая написана год назад, есть история про жену Абрамовича. Уже тогда было понятно, что у них проблемы в семье и что, скорее всего, они разведутся.
У Вас сформировался образ идеального редактора-женщины на ТВ?
Мы взращиваем кадры. Потом они уходят, потому что им предлагают большие зарплаты и они считают, что здесь всему научились и должны идти дальше по жизни. Если у нас люди работают младшими редакторами, то в других программах они чуть ли не продюсеры. Но не в этом суть. Я просто не успеваю отследить идеальный образ. Я вижу только стадию зарождающегося бутона. Но я всегда говорил, что если где-то они будут счастливы — в добрый путь, пусть никто никого не держит. У меня просто перед глазами образы девушек, которых я описал в книге «Мои любимые блондинки». Сказать, что они были очень счастливы, нельзя. Но сказать, что редакторы несчастны, тоже нельзя. Что такое счастье?
У Вас было много проектов: «Большая стирка», «5 вечеров», «Высшая лига». Сейчас – «Пусть говорят». Где Вы себя видите через десять лет? Вы когда-то над этим задумывались?
Ежедневное шоу стимулирует тебя и держит в тонусе. Это, конечно, такая интересная вещь. Но опять же, к чему это все? Насколько долго ты себя можешь веселить? Ведь если ты не получаешь удовольствия от работы, то зачем она тогда, правильно? Либо это должна быть кабала ради чего-то. Кабала, например, ради денег, миллионной зарплаты. Ты понимаешь, что сегодня работаешь, но работаешь на какую-то старость. Либо перспективы. Тот же Дэвид Леттерман. Пятнадцать лет каждый вечер он ходит на работу, рассказывает людям байки, потому что понимает, что это дает ему определенные перспективы. Честно говоря, в этом и заключается самая большая проблема для человека, который когда-то поставил себе цель. Моей мечтой было вести программу «Время», теперь мои мечты изменились. Не понимаю, куда двигаться. Наверно, в этом и моя главная проблема сегодня: я пытаюсь себя найти. Я написал книгу, я веду радиопрограмму на «Русском радио», я запускаю журнал в ноябре месяце.
Журнал? Какой?
Альтернатива журналам «ОК!», Hello и «Семь дней». Телевизионный глянцевый журнал Star Hit, выходящий раз в неделю, сто страниц.
Вы главный редактор?
Главный редактор, да.
То есть это все про телевидение?
Это такой американский People, но с вкладкой про телевидение.
Вы начали с печатной журналистики, теперь возвращаетесь…
Жизнь — это такой круг. Мне кажется, что в разные века и в разные десятилетия происходит все одно и то же. Вопрос отношения к тем или иным вещам.
То есть для Вас это не возвращение назад, это шаг вперед?
В новом каком-то аспекте, в новом амплуа. Когда, к примеру, у Елены Батуриной берет интервью обычный журналист — это одна вещь. А когда Андрей Малахов проводит с Еленой Батуриной один день — это немножко другая история. Поэтому в данном случае нельзя сказать, что это возвращение к истокам, к тому Андрею Малахову, который начинал в газете «Кировский рабочий».
Как Вы считаете, на данном этапе Вы — состоявшийся человек? Или еще надо долго-долго работать?
Мне кажется, когда человек успокаивается — это хуже всего. Когда человек чем-то недоволен, когда он хочет что-то улучшить, исправить — это человек живой. Конечно, я мог бы… прийти, взять сценарий и не нервничать… По большому счету, я ведущий в этой программе, я не продюсер, я не ответственен ни за что. Но если не гореть, если внутренне не волноваться, то это хуже всего.
Вы играете в шахматы?
В детстве играл, но могу сказать, что, выбирая между шахматами и картами, всегда предпочитал карты.
Если говорить абстрактно, то с кем бы Вы захотели сыграть партию в шахматы?
Если в шахматы, то, безусловно, только с Крамником или с Каспаровым. Потому что со слабыми противниками не имеет смысла играть. Если что-то нужно делать, то только с лучшими и стремиться к лучшему. В любой деятельности. Если разговаривать с человеком на телевидении, то нужно пригласить на ужин Ларри Кинга или Опру Уинфри, чтобы было интересно с этими людьми. Если плавать, то только с Сальниковым. В этой жизни нужно все время чему-то учиться.Обязательно…