Мужчины: Комаров Андрей
№9(52), сентябрь 2009
Екатерина Пугачёва
Риск у мужчин в крови. Сильные мужчины ставят на кон все и выигрывают. Но существует кое—что еще, что рискуют не найти даже сильные...
Мы сидели на летней веранде небольшого ресторанчика в центре Москвы и разговаривали о… Москве! — «Москве.ru» — новом продукте Андрея Комарова, клипмейкера, продюсера, главного редактора журнала cinefex, человека, который не боится рисковать.да, рисковать! А как иначе назвать его решение снять кино в сегодняшней экономической ситуации, когда со всех сторон слышится, что отрасль погибла, бюджетов нет и в головах прочно поселился творческий кризис?
Готовясь к интервью, я прочла о Вас массу интересного, как о клипмейкере, редакторе журнала Cinefex, продюсере, режиссере. В Вашей жизни много новых начинаний и часто случаются смены деятельности, которые всегда так или иначе связаны с риском. Каждый раз, берясь за что-то прежде неизвестное, Вы думаете о возможных рисках и о том, стоит ли вообще за это браться?
Когда берешься за что-нибудь, не надо думать — стоит или не стоит. Раз такая мысль пришла в голову, надо шагать, как из самолета. И лететь, а раскроется или не раскроется парашют — покажет уже вскрытие. С журналом произошла примерно такая же история. Это американское издание, существующее на рынке более 20 лет. Подумалось: «Почему бы у нас его не издавать, добавляя к переводам какие-то свои статьи?» Вступили в переписку с Доном Шеем, главным редактором-американцем, который, во-первых, ничего не знал про Россию, а тем более про нашу киноиндустрию, и ничего вообще не хотел слышать поначалу. А потом в индустрии начался прорыв: вышли «Дневной дозор», «9 рота», какие-то сборы стали обозначаться миллионные, и он поменял свою позицию и милостиво разрешил издавать журнал. Ну, что такое издавать журнал, вам, наверное, известно. Это же не просто придумать идею, надо еще где-то и деньги взять. Долго не было денег. Убедил своего давнего товарища и друга Дмитрия Рудовского, начали издавать журнал вместе с ним, рискуя деньгами. Вот до сих пор рискуем.
Был риск, когда внезапно пришла идея издать комикс по «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого. Это была рискованная затея, сама по себе. Вдвойне она рискованная была потому, что это надо было сделать на деньги московского правительства: убедить чиновников в возрасте, для которых слово «комикс» звучало как что-то чужеродное и запретное. Пришлось это назвать историей в картинках. И был риск, что этого никто не поймет. Но мы вместе с художником Женей Гусевым начали это придумывать, раскадровывать, делать. В результате комикс все-таки вышел, правда, ограниченным тиражом, но все-таки. Риск? Наверное, в какой-то мере риск. Победили? Ну, наверное, победили. Все-таки первое издание о Великой Отечественной... А что интереснее?.. Вот что интереснее, например, в парашютном прыжке — сам прыжок, полет или приземление?..
Мне больше всего сам полет понравился. Хотя он был совсем недолгим.
Вот! Когда приземляешься — все уже закончилось. А для меня самое интересное — это шаг туда, вниз. А полет — это уже производная, когда от тебя мало что зависит. Я прыгал с парашютом первый раз лет 10 назад, и этот самый первый прыжок был очень странным. Мы приехали на аэродром и прошли экспресс-курс по подготовке. А я же хитрый, рассчитал так, чтобы войти в самолет последним, а у дверей оказаться первым, чтобы не плестись в хвосте, а быть паровозом. Мы все расселись, я оказался как раз напротив открытой двери самолета. Он поднимается. Все пристегнулись карабинами за проволочку, которая располагается под крышей, а на мне эта проволочка закончилась, надо мной ничего нет. Я сижу с этим карабином, не знаю, куда его присобачить. Инструктор уже прошел к открытой двери и дает последние указания. Задувает ветер. Меня как будто не существует. Я сидел и вспоминал всех. Понял, что намекать инструктору на то, что у меня не пристегнут карабин, я никогда в жизни не буду (но, наверное, он все помнит), не стану показывать, что я сейчас чего-то боюсь. Глупо, но, наверное, так надо. И, может быть, я буду прыгать без вытяжного карабина? В результате, инструктор вспомнил обо мне. И я прыгал не первым, а последним. Но эти несколько минут, когда я сидел перед открытым люком самолета с непристегнутым карабином, запомнились больше, чем первый прыжок.
Этот случай характеризует Вас как человека, склонного к авантюрам. Вы были готовы выпрыгнуть, даже не будучи уверенным в исходе…
Ну, наверное, не настолько, чтобы уж прямо выпрыгнуть… Но я никогда бы не подал голос о том, что у меня чего-то не пристегнуто. Наверное, это глупо, но на тот момент я считал для себя это постыдным. Не мужской поступок.
Наверное, можно провести параллель между этой историей и тем, что Вы шагнули в кино сейчас, в такой сложный экономический период, когда «вытяжные карабины» не раздают в принципе?
Я, наверное, не открою Америки, сказав, что любой клипмейкер и рекламщик рано или поздно приходит к мысли о том, что было бы здорово снять кино. Собственно говоря, история последнего времени только подтверждает это: Федор Бондарчук, Михаил Хлебородов, Ярик Чеважевский, словом, многие, кто работал в индустрии клипов, пришли в кино. Ну и как-то у меня тоже зрела эта мысль о кино. Не хватало времени. Потому что, скажем, последние четыре года отдал становлению журнала Cinefex, ушел в индустрию печатного дела и практически не занимался съемками. Совмещал роли издателя и главного редактора. Это достаточно тяжело. А потом родилась мысль, что надо как-то в кино двигать. Идея обрела литературные формы, потом познакомились с писателем Алексеем Слаповским, начали что-то вместе придумывать. В результате совместных посиделок родился сценарий на основе его повести, которая обросла деталями и какими-то кинематографическими штучками. Потом появился продюсер в лице Герасимова Евгения. Затем выиграли тендер у правительства Москвы. Боялся страшно. Потому что одно дело представлять себе процесс и видеть какие-то успехи и огрехи в картинах своих коллег и товарищей. И совсем другое дело самому в это окунуться. Легко быть критиком! Попробуй сделать сам. Так вот и шагнул. Сейчас съемки закончились, идет монтажно-тонировочный период, и жизнь как будто остановилась. Хотя для меня, я сейчас понимаю, безусловно, интересна подготовка, интересны съемки и очень интересен монтаж. Потому что из одного и того же материала у двух разных режиссеров может получиться совершенно разное кино. Это все искусство монтажа, которое рождается у тебя на глазах. Ты можешь переставить, поменять кадры местами и появится совершенно другой смысл. Известный эффект Кулешова, когда, например, первый кадр — улыбающаяся девушка, а следом идет собака, которую сбивает машина. И здесь улыбка девушки приобретает зловещую окраску. А если после этой же улыбки поставить кадр с младенцем, играющим в песочнице, то смысл совсем иной получается. Именно поэтому искусство монтажа завораживает. Вообще весь съемочный процесс — это рисковое предприятие. Ты отвечаешь за сам продукт, за людей, которые трудятся рядом с тобой и фактически работают на твою идею, потому что кино — это коллективное искусство.
А с какими рисками столкнулись непосредственно Вы, занимаясь съемками фильма?
Трудно кино снять за двадцать шесть дней. Трудно снять его за деньги, сравнимые со стоимостью трехкомнатной квартиры на окраине Москвы. Практически невозможно. Но нам везло. Мы выиграли тендер для телекино. И сейчас рискуем только тем, что превращаем отснятое для выпуска в полном метре и, естественно, думаем, как это будет финансово отбиваться. Хочется верить, что мы долетим до земли. Хотя интереснее полет. А еще более интересен шаг в этот полет, но об этом я уже говорил.
То есть Вам удалось в полной мере прочувствовать то, насколько рискованным бизнесом является кино?
Я думаю, немного не так. Рене Клер, по-моему, говорил: «Фильм готов. Осталось только его снять». Кино состоит из нескольких этапов. На каждом же этапе ты можешь увидеть свои ошибки, понять, насколько ты готов к самому процессу съемок, к примеру, на моменте написания сценария. Есть же теория, почему кино интересно — трехактовая система, драматургическое построение фильма, завязки, развязки, сопереживание, порождающее идентификацию... Киночудо начинает рождаться на уровне сценария. Великолепный знаток этого процесса Александр Наумович Митта. Согласно его искусству обучения, при написании сценария кино уже можно выстроить так, что оно будет смотрибельно. Потом есть раскадровка, когда фильм рисуется, и каждый кадр ты представляешь уже вместе с художником и оператором. То есть на каждом этапе ты подготавливаешь следующий шаг: сценарием раскадровку, раскадровкой съемку... Работаешь с актерами — рождаются какие-то новые пласты, оставшиеся незамеченными на уровне сценария. Актеры привносят что-то в свои роли, оператор рассказывает какие-то вещи. Кино обрастает очень важными деталями. Все это идет постепенно, маленькими шажками. Поэтому грубо ошибиться и снять невыносимое кино, если ты серьезно подходишь к делу на каждом этапе, невозможно. Хотя… История знает и такие случаи, когда была массированная подготовка, а в результате ничего не получалось. Но кино —это вообще «пальцем в небо». Можно затратить пятьдесят миллионов долларов и не получить кино. А можно снять за четыреста тысяч и получать потом многомиллионные сборы.
Мне кажется, это все какие-то голливудские истории. В нашем кинематографе сложно такие примеры найти. Нет?
А вы назовите последнее российское кино, которое вам понравилось?
Сложно… Надо вспомнить…
Вот видите — «надо вспомнить»! (смеется.)
Возвращаясь к рискам, существует утверждение: «Кто не рискует, тот не пьет шампанского». Вам приходилось убеждаться в этом на собственном примере?
В Таиланде я отважился на прыжок с резинкой. Давно хотелось прыгнуть, но, когда мы подъехали, стало достаточно страшно. И тут мой сын, которому было тогда одиннадцать лет, сказал: «Пап, если ты прыгнешь, я прыгну за тобой». И я был вынужден подняться наверх. Внизу на меня смотрел мой сын, и я не думал ни о чем — ни о шампанском, ни о победе. Мне только нужно было сигануть в эту бездну, пролететь семьдесят метров и попасть в это маленькое озерцо, которое там внизу. Но мы прыгнули. Меня удивил мой сын: он молча пошел, залез и прыгнул.
А в профессиональной сфере были такие «прыжки», чтобы очертя голову, но результат превзошел все ожидания?
Вообще, если ты спишь спокойно ночью в то время, когда выходишь на съемку, будь то клип или реклама, то ничего не получится. Если же страшно переживаешь, нервничаешь и появляешься на площадке ужасно невыспавшимся, потому что всю ночь думал, то есть шанс, что что-то получится. Я сейчас могу говорить только о моем фильме. Его преследуют какие-то странные случайности. Вообще кино о том, что в этом мире случайностей нет и вся наша жизнь — цепь неосознанных совпадений; о том, что любое слово, поступок, действие, взгляд, случайно брошенный на кого-то, каким-то образом влияют на жизнь других людей. И мы можем этого не осознавать и не чувствовать. Так вот, у нас постоянно происходили какие-то невероятные истории. У нас в фильме действует девочка — ангел. Мы долго искали молодую актрису лет двадцати-двадцати трех. Много отсмотрели. Но не было той, которая бы стопроцентно подошла. И буквально за несколько дней до начала съемок я позвонил своей приятельнице, которая работает в киноиндустрии на кастинге, рассказал ей свою проблему. Она говорит: «Слушай, у меня есть девочка, работает в театре, ей, правда, двадцать шесть лет. Она из моделей, закончила театральное училище, и, по-моему, очень подходит под твое описание». А я попросил ангела не в качестве белокурого создания, а что-то типа Пеппи Длинный чулок — боевой, но при этом сексуальный и красивый ангел. И она позвонила Кате Мельник, рассказала о том, что я ищу девочку на роль ангела в фильм «Москва.ru». В телефонной трубке повисла пауза, а потом: «Спроси у Андрея, у него оператором не Леша Андрианов?» — «Леша, да». — «Так это мой муж!» Катя показала великолепные пробы и здорово воплотила образ ангела.
Кино о совпадениях началось с совпадений?
Да. Потом еще какие-то вещи… У нас все события фильма происходят в летний московский день, а июль выдался дождливым. И когда мы снимаем на улице, обязательно идет дождь, когда в помещении — светит солнце. Мы из этого положения тоже выкрутились, обыграв это сообщениями по радио, что в Москве установилась странная погода — в разных районах стихийно возникающие дожди сменяются ярким солнцем. То есть все путешествие в киносъемочный процесс — это рисковое предприятие. Естественно, очень многому научился за это время у своих товарищей, с которыми работал. У нас была великолепная творческая группа. Научился слушать других, а не только себя, поступаться малым во имя большего. Находить компромисс в разных ситуациях, как творческих, так и жизненных, связанных с человеческим общением.
Вы сказали, приходилось «поступаться малым во имя большего». В каких ситуациях?
Приходит исполнительный продюсер и говорит: «У нас сегодня не будет операторского крана, который ты заказал». А ты об этом плане мечтал, ты его видел, представлял себе, как это будет снято, как кран будет отлетать и как это будет красиво. Но нет крана! Нет! И ты придумываешь как-то по-другому. И получается, возможно, не так, как задумывал, но для общей идеи, может быть, даже и лучше. Таких примеров масса. Вот это, наверное, самое главное, чему я мог научиться на этой картине — постоянному поиску компромиссов в решении творческих вопросов.
С какими рисками Вам тяжелее всего справляться как режиссеру?
(задумался.) Как у мальчика, который у Тарковского в «Андрее Рублеве» колокол лил — «а вдруг он не зазвучит? А вдруг батя, собака, ушел в могилу, а секрета главного не рассказал...» А вдруг колокол не зазвучит? И вот эта мысль постоянно свербила… и свербит, кстати...
А вот еще риск: в сценарии роль певицы писалась под Жанну Фриске. И она прописана таким образом, что там не про певицу, а про сильную женщину, которая поет. Жанна не увидела в роли того, что в нее закладывалось, а увидела какие-то внешние моменты и в итоге отказалась. Эту роль мы предложили Ане Седаковой, которая выполнила все указания и блестяще сыграла. Был такой риск. Я оказался вовлеченным в этот скандальный мир шоу-бизнеса, когда вдруг газеты начали пестреть сообщениями о том, что Жанна Фриске и Анна Седакова не поделили роль, что Жанна отказалась из-за маленького гонорара. Я тогда позвонил Ане и сказал, что хотя и понимаю, что любая шумиха вокруг фильма создает ажиотаж, но не хочу в этом участвовать. Жанне тоже звонил. Вот был такой риск — быть вовлеченным в такую глупую, дурацкую ситуацию. А о том, что роль в итоге досталась Ане, не жалею ни капли. Еще… Хотел же снимать на пленку фильм. Но из-за отсутствия денег и малого финансирования был вынужден снимать на цифру, на камеру Silicon, с которой я никогда не работал. И это был определенный риск. Потому что, например, Никита Михалков убежден в том, что кино, снятое на кинопленку, обладает особой магией. Был риск, что цифра убьет какую-то атмосферу, магию кино убьет. Но магия кино не ушла. Это был один из сильнейших рисков.
А как редактору журнала?
Это риски, связанные с началом, становлением. Нужно было завоевывать рынок, придумывать формат, продумывать стилистику и верстку. Созревали разные решения, менялось много арт-директоров, до хрипоты спорили с издателями о том, как должен выглядеть журнал. Сложным и рискованным был весь этот организационно-творческий процесс. Издание о «кухне» кино. Он трудный для чтения. Это для продвинутых любителей кино, которым интересны детали. Это такой науч-поп. Мы рассказываем, как снимается кино, и специалистам и тем, кто покупает DVD с бонусами.
И, наконец, с какими рисками чаще всего сталкивались, в качестве клипмейкера?
Мы снимали один из эпизодов клипа Сергея Мазаева «Белое золото». В кадре дело опять происходило в летний дождь. А на дворе была осень, сентябрь, холодно. У нас выстраивался один план: заходит солнце, дети играют на тарзанке, и один мальчик, срываясь, падает в воду, а другой прыгает с водного велосипеда спасать товарища. Это надо было снять очень красиво в лучах заходящего солнца. Был привезен семнадцатиметровый кран, который с берега должен был влетать на водную гладь. А речка была с очень быстрым течением, вода холодная, градусов двенадцать-тринадцать. Много дублей не сделаешь, потому что заставлять детей быть в этой ледяной воде нельзя. Да еще и этот водный велосипед, который с двух сторон на тросах растягивали каскадеры, никак не вставал в том месте, где он должен был стоять. Уже уходило солнце, и я понимал, что сейчас оно скроется и все — это проигрыш, важный эпизод потерян. Если уходит солнце, мы не можем снимать: деньги кончаются, на следующий день организовать это уже невозможно. В общем, кошмар. И мне не оставалось ничего, кроме как в одежде, отбросив свой режиссерский рупор, прыгнуть в воду, встать за этим водным велосипедом и на руках его удерживать в течение нескольких дублей. Было снято три дубля: два подлета камеры-репетиции и один с прыжком. Когда выходил из воды, я, как в фильме «Особенности национальной охоты», не мог разогнуться. Мне сразу же налили сто грамм водки. Я сорвал свою долю аплодисментов от съемочной группы. Это было приятно. Люди увидели, на что может пойти сумасшедший режиссер, когда что-то пропадает. Это была рискованная затея, потому что я не был уверен в том, что смогу все это удержать, но другого выхода в тот момент уже не видел. Каскадеры ничего не могли тогда сделать. Рискнул и победил. Но выпил не шампанского, а выпил водки.
С какими рисками интереснее всего справляться?
Самое интересное, наверное, в любой творческой профессии, когда ты что-то придумал и много людей под твоим руководством помогают тебе это воплощать. Это счастье так жить, реальное счастье. И если судьба позволит мне снять еще один фильм, я буду только счастлив. Сейчас не ставятся цели победить всех, сделать прорыв в российском кинематографе или думать о каких-то престижных фестивальных наградах. Нет. Просто хочется снять кино и доказать самому себе, что ты можешь рассказывать какую-нибудь историю посредством целлулоида.
А в целом критики не страшитесь? И чья критика для Вас важна, а чья второстепенна?
Критика важна любая, даже злобная. Если критикуют, значит, что-то зацепило. Если люди остаются равнодушными, значит, тебе как режиссеру огромный минус. Мы в фильме «Москва.ru» сознательно раскидали столько костей для внимательных критиков, что не лягнуть авторов кино даже ленивый не сможет. Там есть и какие-то киноцитаты, и прямые заимствования, и скрытые заимствования, и вторые-третьи-четвертые планы. Я буду рад, если кто-то их увидит. Но это не воровство удачно сделанного кем-то когда-то кинокадра, ситуации или цитаты, литературно-визуальной или сценарной. Это поклон и благодарность людям, которые сделали это до тебя, фильмы, которые ты помнишь и любишь.
Почему фильм называется «Москва.ru»?
Емкое, громкое, запоминающееся название. Рыночное такое — «Москва.ru»! Москва как один из героев фильма. Мы нашли с оператором какие-то ракурсы столицы необычные. Она — действующее лицо, она объединяет. У нас титры в конце фильма: «Существует легенда, что все в Москве знакомы через пятого человека». Собственно говоря, об этом фильм. Девятнадцать действующих лиц, и все пересекаются между собой.
Мы сейчас сидим с Вами в ресторане, с возникновением которого тоже связана легенда: якобы на его месте некогда был общественный туалет. А потом с Вашим участием он был преобразован в это уютное заведение. Ведь это тоже был своеобразный риск: на месте, где раньше справляли нужду, построить заведение, в котором будут питаться! Как родилась такая идея?
Да, здесь был туалет на двадцать посадочных мест, который был построен для посетителей Останкинской телебашни еще до того, как возвели комплекс вокруг башни. Потом необходимость в туалете отпала, поток посетителей иссяк. Туалет был закрыт. И вот однажды, выходя из телецентра после очередного ночного монтажа, я обошел этот туалет и подумал: «Почему бы не открыть здесь какую-нибудь точку, куда могли бы ходить телевизионщики?» Жизнь в телецентре не затихает ни на минуту, круглосуточно там работает огромное количество людей, днем совершается миллион встреч, собраний, подписаний договоров и так далее. Наверное, такая точка у телецентра, где люди могли бы собираться, вкусно есть и обсуждать какие-то творческие и деловые вопросы, была бы востребована. Я пошел в управление сантехнических работ при Правительстве Москвы, взял этот туалет в аренду. Здесь жили бомжи. Я выставил им ящик водки, сказал, что у них сегодня прощальная вечеринка, и предложил покинуть помещение. Они все выпили, но не ушли. Пришлось применять другие, более адекватные меры. Они ушли. Затем нашлись партнеры в лице Дмитрия Липскерова и Ильи Порошина, ну и в результате мы имеем то, что имеем. И, по-моему, на сегодняшний день это одна из любимых точек большого количества людей.
На начальном этапе не сталкивались с некоторой предвзятостью людей, знавших о том, что здесь было раньше?
(Смеется.) Да, до сих пор идут какие-то шутки — «М/Ж», «Ресторан М/Ж».
А как по Вашему, существуют ли какие-то сугубо мужские риски?
Да. Риск не найти свою настоящую любовь. Можно подменить это понятие и пройти мимо. Можно перепутать и прожить с человеком, который не является единственной любовью. Можно разрушить все, что было тебе отдано, и потерять.
Какого рода риски могут заставить вас бросить начатое дело?
Я бросил пить и курить. Давно начатые дела.
То бишь угроза здоровью?
Нет. Я просто сказал сам себе: «Если я не брошу пить и курить, то я не сниму кино». Вот так по-пионерски. И я бросил. Совсем...
И все-таки, в каком из Ваших амплуа — редактор, продюсер, режиссер — больше всего рисков?
Рискованно жить без риска.