Двор

№5(60), май 2010
Николай Ямской
Свет и тени Пименовского подвала
Нет, поверить в такое очень трудно. Я бы и сам не поверил, если бы в свое время довольно случайно не наткнулся на это удивительное, ловко себя на много лет законсервировавшее местечко. И где?! Буквально в нескольких шагах от наиболее популярных, прямо-таки утрамбованных любителями московской старины троп.

Места знать надо!
Для начала представьте: самый центр бешеной круговерти столичного мегаполиса. И буквально в двух шагах: тишина, утопающие в зелени уютные двухэтажные домики, увитые не то плющом, не то диким виноградом. Прямо-таки настоящий коттеджный поселочек. Где можно взглянуть на такую немыслимую благодать? А вы отправьтесь в район площади Маяковского и загляните вглубь квартала, что с одной стороны отделен по периметру от Тверской отелем «Марриотт Гранд», а с другой огражден от Садово-Триумфальной осанистыми сталинскими домами. А с третьей и четвертой — ограничен зданиями поменьше, выходящими в относительно тихие Старопименовский и Воротниковский переулки. То, что вы обнаружите за спинами этих строений, внешне вполне встраивается в картину середины 1920-х годов, когда Тверская была втрое уже, а на Садовом кольце, на самом деле, кое-где шумели листвой сады и полисады.

Месседж из времен незапамятных.
Вообще-то все, что связано со Старопименовским и Воротниковским, уходит еще глубже. Как известно, в ХV-IХVIII веках по нынешнему Садовому кольцу проходил «четвертый, обороняющий древнюю Москву пояс» — так называемый Земляной вал. В нем, как и в прочих городских стенах, были сооружены специальные проездные воротные башни, которым полагалась солидная охрана. Вот этих стражей при крепостных воротах так и называли: «воротниками». Не в укор нынешней вневедомственной охране будет сказано, но служили они не за страх, а за совесть. И даже на работу принимались не абы как, была бы вакансия, а по рекомендации старослужащих.

А еще обязательно «приводились к вере». То есть давали особую «поручную подпись», или попросту— письменную клятву, что будут верно нести службу: «никакой казны не покрасть и хитрости не учинить, и не пить, и не бражничать, и с воровскими людьми не знаться, и великому государю не изменить». Жаль, что тот исторический опыт к реформированию современного МВД как-то не прикладывается. Может быть, из-за опасения повлечь за собой массовые процессы о «клятвоотступничестве».

Откуда есть Старопименовский пошел?
Между прочим, воротники действительно представляли собой довольно замкнутое профессиональное сообщество. Они даже селились вместе, слободой. В ХVI веке одна из таких слобод располагалась как раз на месте описываемого нами квартала. А со временем даже уступила имя Воротниковскому переулку. Перпендикулярный ему Старопименовский переулок тоже своим названием, в общем-то, обязан местным старожилам. Ибо получил его по издревле существовавшей в слободе церковке св. Преподобного Пимена.

Почему этот храм получил при освящении имя «патрона всех историков», точно не установлено. Зато установлено, что, дружно скинувшись, воротники решили сделать сию церковь своей, приходской. Во всяком случае, именно их хлопотами в 1682 году деревянная «клеть» Преподобного Пимена была перестроена в каменную. Тогда же в общей ограде возвели шатровую колокольню. А чуть позже, как это обычно бывало с храмами, в тех же монастырских пределах, но уже в тылах, возникло несколько дворов причта. Или в переводе на обиходный язык: несколько дворовых построек, где проживали священник, дьякон и пономарь.

«Точечный вариант» культурной революции.
Не только в столь отдаленные времена, но даже в начале прошлого столетия никто еще не мог предположить, что в 1917 году к власти придут те, «кто раньше был ничем, а стал всем», т. е. большевики. И тогда сенсационные открытия пойдут косяком. Например, в 1923 году чрезвычайно чуткие к избыткам чужого добра советские компетентные органы обнаружили в колокольне Преподобного Пимена «самогонный аппарат, бочонок с закваской и пустую четверть с запахом самогонки». Потаенная собственность принадлежала церковному сторожу Евдокимову.

И хотя этот гражданин не только сразу же во всем чистосердечно признался, но даже подмахнул липовый протокол, где значилось, что именно он, исключительно по собственному почину, «организовал самогоноваренный завод», власти сразу же ухватились за повод «прихлопнуть очаг религиозного мракобесия». По причине «несоблюдения условий договора», решением соответствующего управления Моссовета арендное соглашение с верующими было расторгнуто. В итоге все, что далее осталось «божьим одуванчикам», так это тихо роптать. И принимать к сведению, что церковь вместе с прилегающей к ней территорией «будет приспособлена для культурных целей».

У истоков отечественного рейдерства.
Однако почти сразу же культурное освоение бывшей церковной собственности на территории старинной Воротниковской слободы приняло исторически противоречивый характер. Впрочем, само время середины 1920-х годов прямо-таки изобиловало парадоксами, в чем-то подозрительно сильно смахивающими на нынешние.

Ввергнув страну в хозяйственную разруху, советская власть предпочла затем временно отступить. В том смысле, что, густо заселив начальственные кабинеты, ловко скинула с себя бремя как раз тех забот, которые, объективно говоря, ей никогда особенно не удавались. То есть связанных с созданием таких условий, при которых население более или менее сносно обеспечивалось бы едой и прочими товарами первой необходимости.

Эти хлопоты, назвав данный шаг «новой экономической политикой» (НЭПом), власти новаторски переложили на плечи инициативного частника. И этот предприимчивый, кровно заинтересованный в личном доходе «элемент» не подвел, живо наполнив рынок товарами и услугами. В результате, остальные граждане наконец-то получили, пусть часто гипотетическую, но возможность все это приобретать.

А сидящие в руководящих кабинетах «народные слуги» — все это не ими созданное перераспределять и даже присваивать. Благо, свое право не отвечать за свои действия перед обществом советский управленческий аппарат утвердил еще раньше — в 1917 году. В результате чего, отнюдь не фольклорные персонажи из народной поговорки про «козлов» получили свободу не только — где по чину, где «сколько на лапу примешь» — бесконтрольно шуровать в «закромах родины», но и по-рейдерски «стеречь капусту в частных огородах».

Широкий круг за узким входом.
Если по строгому историческому счету, то именно из того неоднозначного прошлого в наше неисправимо бюрократическое, тотально чиновничье настоящее «приехали» пресловутые «откаты» и беззастенчивая «пилка общенационального бабла».

Между прочим, «культурки» и «хозяйственного освоения муниципальных территорий» это тоже коснулось. Во всяком случае, судьба собственности бывшего пименовского прихода — хрестоматийный пример того, во что обходятся обществу слова и дела совершенно ему неподконтрольных «народных слуг». Сначала, как и декларировалось, Президиум Краснопресненского райсовета передал помещения храма местным комсомольцам.

Осчастливленная молодежь рьяно взялась за обустройство в нем «аудитории имени первого пролетарского поэта Демьяна Бедного». Однако успела немногое: потеснила лики святых на алтаре портретом немецкого революционера Карла Либкнехта, прикрыла икону Пантелеймона Целителя кумачом красных знамен, да провела несколько общих собраний.

Между тем, сам хитроумный Демьян подобный ход событий, похоже, предвидел. Во всяком случае, аудиторию своего имени личным посещением не баловал. А больше норовил проскочить мимо. Благо место, куда его по-настоящему влекло, и где он основательно «засветился» семь лет спустя, находилось совсем рядом. Надо было только по узкому, огороженному высоким деревянным забором проходу миновать церковный двор. И, достигнув за тылами бывшего причта некоего строения, спуститься в полуподвальное помещение.

«Долой самогонку, даешь комиссионку!»
Никакой вывески над входом в этот укромный уголок не висело. Однако почти вся богемная Москва тогда знала, что в сигаретном дыму и под звон бокалов время здесь летело легко и весело.

Впрочем, к данному заведению, самому «Бедному Демьяну» и другим его завсегдатаям мы еще вернемся. А пока завершим рассказ о печальном конце «национализированного Пимена». Могильщиками его оказались все те же самые руководящие дяди, что в феврале 1923 года передали отнятые у верующих церковные площади юным коммунарам.

Их уже через несколько месяцев попросили оттуда проч. Ради чего — долго гадать не пришлось. Потому что в бывшем храме скоро открылся комиссионный магазин, где регулярно продавали с аукциона приобретенные у населения и невыкупленные в срок вещи. То, что в былой обители святого «покровителя всех историков» воцарились как раз те, кого, вообще-то, испокон века было принято из храмов изгонять (т. е. торгаши), уже никого не удивляло.

Но, с другой стороны, многих ли сегодня удивляет «духовная среда», в которой многовековой аромат ладана и пасхальных свеч вполне уживается с сивушным душком? Да и чем, собственно, то отношение властей отличается от нынешнего муниципального обхождения с памятниками культуры в историческом центре столицы, где в наши дни если и не отдает запахом поношенных вещей, то только потому, что большими деньгами здесь пахнет гораздо сильнее?

Дорогая моя землица! Недоступная в центре Москва!
Аналогию с нашими днями усилило то обстоятельство, что в 1932 году древнюю постройку вообще снесли. Причем поначалу, как водится, возроптавшим краеведам и реставраторам кинули, было, «кость». То есть авторитетно заверили, что уж колокольню более поздней постройки непременно оставят: надо лишь оформить все по закону, причислив ее к историческим памятникам первой категории. И ведь не обманули, причислили! Правда, уже после того, как снесли заодно с церковью. Знакомая «политтехнология», не правда ли?

Словно специально для достижения полного сходства с нынешними градостроительными реалиями на зачищенном от истории участке в 1932-35 годах возвели солидное шести-семи этажное здание (№ 9/5). Кто туда въехал, вам, наверное, уже и объяснять не надо. Правильно: только особо уважаемые Моссоветом люди с легким разбавлением нескольких таких, которых любили и в народе. Что же касается испокон века стоявшего на данном месте и лихо смятенного «памятника первой категории», то его даже памятной табличкой не помянули. Да и что на ней напишешь? Разве что «Здесь вам не тут!» или «Держи, малоимущий, карман шире!»

Но про это сегодня и так, разве что малые дети не ведают. Да и то, если они родились у МКАД, а не в Центральном округе.

А теперь о более жизнерадостном.
То есть о том самом живописном «коттеджном уголке», с которого, собственно, и начался наш рассказ. Слава Богу, в статусе «охраняемого государством», этот архитектурный объект, по крайней мере, чисто внешне, в своей исторической первозданности сохранился до наших дней. Уцелел даже старый, добротной постройки дом (№ 7 строение 4) — невольный свидетель «комиссионного падения», а затем и полного уничтожения расположенного от него наискосок «Преподобного Пимена». На фасаде у этого старожила висит памятная доска, гласящая, что в 1920-х годах в нем проживала народная артистка СССР, знаменитая оперная прима Валерия Барсова.

Для тех, кто посетит эти места впервые, и эта доска, и сам расположенный у входной калитки четырехэтажный дом — хорошие ориентиры. Ибо именно за всем этим, в глубине огороженного дворового пространства в 1927 году кооператив «Труженик искусства» воздвиг для заслуженных коллег Барсовой по театральной сцене и эстрадным подмосткам три весьма комфортабельных по тому времени жилых корпуса.

Эти двухэтажные, пережившие в наши дни евроремонт, но по-старомосковски уютно утопающие в зелени особнячки по прежнему ласкают глаз.

Искусство жить орденоносно.
Изначально на городском плане все три корпуса значились и ныне значатся под тем же номером, что и старожил. То есть под № 7. Но при этом, каждый дом имеет еще и свою собственную номерную приставку: «строение такое-то». Не менее существенно и то, что со временем вся троица к тому же обвесилась своими собственными памятными досками. Благодаря чему, из выбитого на них текста легко узнать, что, скажем, с самого начала в строении 2 проживала целая актерская династия Рыжовых из Малого театра, во главе с народной артисткой СССР, лауреатом Государственной премии Варварой Николаевной Рыжовой.

Или в соседнем «третьем номере» еще в 1927 году обрел домашний очаг их коллега, народный артист республики Степан Леонидович Кузнецов. Почему-то не заслужили таблички, но, тем не менее, в этих же корпусах в разные годы жили и другие, не менее славные представители отечественной сцены. Например, выдающаяся актриса того же Малого театра, Герой Социалистического Труда Елена Николаевна Гоголева. Или популярнейший в 1930-е годы артист эстрады Владимир Хенкин.

Всю ночь, как проклятые.
Куда больше разнообразного люда, и не только из мира искусства, наведывалось сюда вечерами. Причем совсем не в гости к проживавшим здесь выдающимся мастерам. А более всего в уже упомянутый в связи с Демьяном Бедным полуподвал строения № 3. Висящая на нем своя собственная памятная доска сегодня гласит, что именно здесь в 1930-31 годах находился клуб Театральных работников. Вообще-то, сразу после новоселья в 1927 году, ЖСК «Труженик искусства» сдал этот полуподвал для организации клуба «Кружок друзей искусства и культуры».

Слегка парившие над грешной землей «друзья» привлекли к управлению клубным хозяйством предприимчивых, еще «нэповской» закваски людей. И те оборудовали в полуподвале нечто, в поисках чего наслышанные про «Кружок» новички плутали в лабиринтах когда-то «Преподобного Пимена», а люди ушлые, вроде того же Демьяна Бедного, находили дорогу без труда. Судя по тому, что ближе к полуночи извозчики на Старопименовский подъезжали вереницей, опытных было много. Поскольку именно с двенадцати в полуподвале, прозванном потом советскими газетами «типичным порождением НЭПа», начиналось главное:до самого рассвета «друзья искусства» и «друзья друзей» играли в винт и преферанс.

Конец «порождения», начало преображения.
Понятно, что сами быстро прикипевшие к этому уголку служители различных муз вдруг обнаружили себя не то приманкой, не то прикрытием этого «полукабаре» с буфетом, где «пулечку в преф» расписывали лишь для вида. А на самом деле, резались из-под полы на деньги в «очко» и «железку». Причем по негласному сговору с администрацией. Последняя их за это полюбовно «штрафовала». При чем тут любовь? Да при том, что именно «штрафы» за азартную игру составляли главную статью дохода в бюджете «Кружка».

НЭП, между тем, скоро был свернут, а кружковское предприятие объявлено «его уродливым порождением». В конце 1929 года эта «обитель мелкобуржуазного греха», в которую мог забрести каждый, была бы рекомендация не сильно разборчивых «избранных» или знакомый администратор, подверглась серьезной трансформации.

Правда, совсем закрывать полуподвал не стали. И даже ломберные столики оставили на месте. Потому что, здраво рассудив, что артистическая среда уже успела прикипеть к Пименовскому полуподвалу душой, передали всю его движимую и недвижимую часть новой общественной организации — клубу театральных работников.

Интерьер, изнемогающий от бонапартизма.
«Трофей» людям театра, отнюдь не считающим, что «их место исключительно в буфете», достался, прямо скажем, богатый. То, что вывески над подъездом действительно не наблюдалось, а ведущая в полуподвал лесенка выглядела весьма непривлекательно, еще ни о чем не говорило. Потому что стоило, по свидетельству бессменного директора клуба Бориса Михайловича Филиппова, попасть внутрь, как впечатление невзрачности сразу же исчезало. Помещение напоминало барскую квартиру с гостиными и небольшим залом. Все остальное было им под стать.

Мебель из красного дерева в стиле империи Наполеона Бонапарта: секретеры с бронзовой отделкой и инкрустациями, стулья с неимоверно длинными спинками. Не говоря уже о мраморном бюсте интеллигента-вольнодумца Вольтера, который в течение предыдущих двух лет чего только тут не насмотрелся. Клубную обстановку дополняли ресторан с выгороженными по сторонам ложами, бильярдная и позже поменявшая свое назначение комната для карточной игры. Как немой укор когда-то романтическому, но, увы, запятнавшему себя желанием «срубить денежки по-легкому» «Кружку» помещение украшал графический портрет его почетного шефа, выдающегося русского актера и драматурга А.И. Сумбатова-Южина.

Февральский 1930 года переворот.
Торжественное открытие театрального клуба состоялось 25 февраля с подобающей такому случаю торжественной речи лично патронирующего проект Народного комиссара просвещения А. Луначарского. Фактически же старт был дан еще в момент образования клубного совета. Поскольку то, как были в нем распределены посты, кто их конкретно занял, во многом определило не только характер правления, но и весь будущий уклад клубной жизни.

Как в те строгие времена было положено, пост председателя вручили «смотрящему» от правящей партии. Им оказался прошедший суровую школу подпольной борьбы и царских застенков старый большевик Феликс Кон. Заместителями к этому «брошенному на искусство» ответственному партийному работнику поставили уважаемых представителей театрального сообщества — народного артиста СССР, мхатовца И. М. Москвина и заслуженную певицу Валерию Барсову, жившую, как уже упоминалось, по соседству. К счастью, данный выбор оказался исключительно удачным.

Потому что, хотя и вывесили в клубе транспарант, который зычным голосом Маяковского призывал: «Марксизм — оружие, / Огнестрельный метод / Применяй умеючи / Метод этот!», многое зависело именно от этих двух людей.

А еще, конечно, от основного контингента посетителей. Уже в силу самого творческого характера натур запихать этих людей в рамки каких-либо лозунгов было нереально. Не говоря уж о том, что большинство являлось сюда отнюдь не для идейной борьбы, а пообщаться, пошутить, отдохнуть. Поэтому любая идейно-политическая говорильня заранее была обречена. Неслучайно на здешних клубных диспутах и обсуждениях к ораторской трибуне прикреплялся светящийся транспарант с изречением Козьмы Пруткова: «Лучше скажи мало, но хорошо!»

Варенье для цареубийц.
Между прочим, чуть ли не первым в этих стенах от воинственной риторики отошел сам автор лозунга. Потому что стоило поэту Сергею Третьякову бросить в публику собственный стихотворный вариант: «Запомни истину одну / Коль в клуб идешь — бери жену!», как Маяковский молниеносно откликнулся прибавкой в виде пары собственных строф: «Не подражай буржую —/ свою, а не чужую!» Стишок мгновенно стал «народным». То есть попал в «фольклорную копилку» лучших клубных шуток и розыгрышей.

А недостатка в тех, кто здесь был способен пополнить ее настоящими перлами, никогда не наблюдалось. Уж на что поначалу ворчали за спиной «Железного Феликса»: «Ну вот, выбрали Кона, а будет «икона»! Разве он в состоянии работать? Мало ему Главискусства? Иметь дело с артистами не легче, чем вторично перенести царскую каторгу…»

А тот вдруг взял да и поразил всех своим, оказывается, веселым, лишенным обычного марксистского косоглазия видением. «Представьте себе, — поведал он однажды, — захожу сегодня в закрытый распределитель наших политкаторжан и вижу объявление: «Повидло выдается всем, варенье — только цареубийцам»!» И, увидев немую сцену окружающих, лукаво заметил: «Но не принимайте всерьез! Все это выдумки Демьяна Бедного...»

Школа выживания на острове искусств.
Со временем выяснилось, что таких комических, с ужасающей исторической «подкладкой» баек из своей и чужой жизни у этого семидесятилетнего борца с царским режимом было море. И еще, пожалуй, самое главное: семидесятилетнему Кону явно хватало ума не администрировать, не насаждать приказную систему там, где следовало убедить или просто посмеяться. Между тем, он сильно рисковал.

Ибо Сталинский режим такой «человечинки» своим управленцам, будь они хоть трижды «буревестниками революции», не прощал. Так что следовало считать большой удачей, что еще успевшему поработать в Комитете по делам искусств «Железному Феликсу-2» удалось счастливо избежать гибели в период Большого Террора 1937 года.

И тихо умереть в собственной постели в 1942 году. Впрочем, не меньшей удачей следовало считать и почти десятилетнее благополучное существование самого клуба. Благодаря кому и чему этот укромно упрятанный на территории «Труженика искусств» островок так долго, содержательно и ярко просуществовал, — особая «песня». Но на этом «мотиве» мы сосредоточимся уже в следующей публикации.

The Directory
Установим качественную ограду из древесно-полимерного композита. .
Nelli
«Я выбрала музыку, потому что музыка – часть моей жизни».
Экс-солистка группы «ВИА Гра» поздравила с выходом клипа певицу KAZNA
В караоке-баре «Ля Музон» на днях состоялась презентация клипа певицы KAZNA на песню «Детали». Поддержать исполнительницу пришли коллеги по цеху, среди которых была и экс-солистка группы «ВИА Гра» Меседа Багаудинова.
Девственность после 20 – повод для стыда или для гордости?
О, времена, о нравы! Еще какое-то там столетие назад женщина, имевшая половые контакты или хотя бы один-единственный неосторожный контактик до свадьбы, считалась падшей. 
THE MEDICAL STARS AND BEAUTY AWARDS
04 октября 2020 года в одном из лучших и атмосферных мест нашей прекрасной столицы, в пятизвездочной отеле РЕНЕССАНС МОНАРХ ЦЕНТР состоялась вторая премия THE MEDICAL STARS AND BEAUTY AWARDS.
Вторая премия THE MOSCOW LIFE & BUSINESS AWARDS прошла в Москве
15 декабря в Москве прошла вторая премия THE MOSCOW LIFE & BUSINESS AWARDS.
Группа INIMA
Алина Забродина, Карина Притченко и Анастасия Бажукова с раннего детства увлекались пением. Девушки обладают прекрасными голосами, именно талант и целеустремленность привели их в мир шоу-бизнеса.
Юлия Мамонтова
VIP-preview персональной выставки «Флоральные мифы Эллады» московского художника Юлии Мамонтовой.
«Высшая Проба»
Алиса Вокс разгромила участников конкурса «Высшая проба»
Гаджимурад Атаков
Поменять престижную профессию на собственный бизнес-проект. Оказывается, никогда не поздно резко сменить направление и начать строить карьеру с чистого листа. Главное, трудолюбие и желание учиться. Предприниматель, продюсер и маркетолог Гаджимурад Атаков о том, как он отказался от престижной профессии и оказался в маркетинге.
Комедия “Трое в океане”
ПРЕМЬЕРА15 сентября
Театриум на Серпуховке
Комедия “Трое в океане”
©2018 Радиус Города