Бульвар на последнюю букву алфавита

№7(86), июль 2012
Николай Ямской
Характерные для современной Москвы перегруженные магистрали и суета на оживленных перекрестках оказались от Яузского бульвара несколько в стороне. Поэтому на кольце это, пожалуй, наиболее тихий и красивый уголок.
Невероятная легкость бытия
Яузский бульвар — и без того весьма неширокий — по мере приближения к своему «устью» у площади Яузских ворот вдруг резко сужается. А на выходе вообще превращается в самый обыкновенный проезд. К тому же нельзя сказать, что он очень уж обилен флорой — одни клены, тополя и ряды акаций.

Тем не менее, Яузский бульвар бесспорно живописен. Обустроенный в конце 1820—х годов, он заметно изогнут в плане. Чем естественно повторяет линию находившейся здесь до него крепостной стены Белого города. Все, что от нее сегодня осталось — это заметно повышающаяся на подходе к Яузским воротам внешняя кромка бульвара. Поэтому, когда достигаешь этого участка, возникает ощущение, что идешь по плавно нисходящему дугообразному балкону, обращенному в сторону внешнего проезда. Транспорт по нему движется внизу как по ущелью. Стоящие за проездом дома оказываются вровень с бульваром своими вторыми этажами. А из—за их «спин» то и дело проглядывают своими крышами кварталы домов, сбегающих по Большому Николоворобинскому к Серебряническому переулку. В этих фрагментарно распахивающихся сначала в сторону устья Яузы, а под конец — на Замоскворечье далях и заключается секрет особой красоты этого бульвара. По сути, она совершенно того же рода, что у соседнего Покровского. Только выражена более ярко.

Помните, как по мере приближения к Яузскому — для нас созерцательно, а у риэлторов в плане цены за 1 кв. метр местного жилья — начинал срабатывать фактор открывающихся впереди «видовых возможностей». А все из—за естественного в этом районе понижения линии бульваров к месту слияния Яузы и Москвы—реки. Причем, подчеркнем еще раз: на Покровском такое живописное понижение срабатывает лишь на заключительном отрезке. А на Яузском возникает уже с самого начала и сопровождает почти до конца.

Царица местного ландшафта
Таковой в этом районе, безусловно, является жилая высотка на Котельнической набережной. Недаром специалисты по ландшафту про такие объекты говорят: «Замыкает перспективу».

Островерхая громада 32—этажной высотки возникает еще на заключительном отрезке Покровского бульвара. А уж на Яузском вся перспектива ею «замкнута» особо прочно. В своем окончательном виде эта грандиозная постройка утвердилась на Котельнической набережной в 1952 году. И с тех пор вместе с остальными пятью сталинскими высотками стала характерной частью силуэта Москвы. Кто—то в этой «особинке» обнаруживает сегодня «монументальные черты советского архитектурного величия». Кое-кто, обратившись к уступчатой структуре, находит отголоски русской церковной многоярусности. Все так!

Только лично мне что—то упорно мешает судить о данном предмете столь высокопарно. Может быть, память! А конкретнее — крепко врезавшаяся в нее картина, которую в 1948 — 49 годах еще совсем мальчишкой мне доводилось неоднократно наблюдать во время визитов к родной тетке. Жила она тогда в стареньком, неказистом домике, который, казалось, каким—то чудом лепился к середине довольно крутого склона Швивой горки. Строительная площадка Котельнической высотки располагалась внизу, у ее подножия, и поэтому из окна теткиной квартиры, вроде бы, должна была быть видна как на ладони.

Курок взведен и автомат наперевес
Однако тщетно, свесившись с подоконника, я пытался разглядеть, что же там происходит. Обзор затруднял глухой высоченный забор с колючей проволокой поверху и вышки, на которых круглосуточно маячили фигурки автоматчиков. В сумерках на вышках зажигались яркие прожектора. И тогда почему—то особенно хорошо были слышны из—за забора крики команд и яростный лай овчарок. Понятно, что была настоящая лагерная зона, типичная по тем временам почти для любой крупной «стройки социализма».

И что характерно: сам факт существования такой околюченной запретки как—то не очень задевал сознание. Больше «царапало» то, что все это располагалось в самом центре столицы, буквально в десяти минутах ходьбы от Кремля.

Правильные акценты расставило время. И прежде всего горькие свидетельства тех, кому удалось вырваться из—за решеток. В частности, полоснувшие по сердцу слова вернувшегося с Колымы писателя—зека Варлама Шаламова, который одной фразой обнажил сущность сталинской фасадной империи. Он назвал ее знаменитые «высотки» архитектурой лагерных вышек.

Перебор в тылах у гегемона
Свой образец сталинской архитектуры — только менее высотной и на десятилетие старше — имеется на самом Яузском бульваре. Собственно, с этого жилого здания (№ 2/16), расположенного по его четной стороне, архитектурный ряд и начинается. Возвели этот корпус в 1936 году по проекту советского зодчего, профессора И. Голосова. И каждому, кто с тех пор здесь хоть раз оказывался, он наверняка запомнился по огромной, прорезанной с угла арке. Но более всего — из—за пары характерных для своего времени фигур по обеим ее сторонам: статуи рабочего с отбойным молотком на плече и колхозницы с хлебным снопом у левой ноги. Видимо для того, чтобы классовые враги на этот сноп не покусились, автор работ — скульптор А. Лавинский — вложил ей в поднятую правую руку винтовку.

«Ну это уж перебор!» — имея в виду винтовку, сказал я знакомой девушке. Солнечным апрельским днем 1961 года она вела меня как раз в этот дом знакомить с родителями. И потому ее ответная реплика: «То ли еще будет!» как—то меня нехорошо насторожила. Подтекст обнажился сразу же, как только мы поднялись на третий этаж и очутились в родительской комнате. Единственное окно в ней выходило как раз на тот отрезочек Бульварного кольца, по которому мы только что от выхода с Покровского бульвара перебегали к дому. Однако картина из данного окна просматривалась меньше чем наполовину. Потому что все остальное, включая поток дневного света с улицы, заслоняли мощные скульптурные тылы военизированной труженицы колхозных полей. Судя по всему, соседям по другую сторону арки «повезло» не меньше. Им белый свет в окошке застил не менее фактурный гегемон—молотобоец…

«Как надену портупею, сразу чувствую — тупею…»
Не скрою, что весь тот первый — он же последний — мой визит в тот дом оставил ощущение некого перебора. И не только из—за закрывающих белый свет излишеств на фасаде. А более всего тем, что почти все встретившиеся мне в тех стенах мужчины щеголяли в комсоставовской форме. Попутно выяснилось, что портупеями скрипели также в правом, выходящем на Яузский бульвар, крыле дома (оно было пристроено к главному зданию в 1941 году). Там, оказывается, находилось общежитие военно—инженерной академии. Словом, стало понятно, что вооруженная одной винтовкой на двоих «сладкая скульптурная парочка» не просто украшает фасад, а несет некий символический караул на входе в семейное гнездо «человека с ружьем».

Но у меня и без того уже лежала повестка о призыве на срочную службу. Так что быть взятым «на караул» третьим, да еще с перспективой на долгую семейную жизнь, мне совершенно не улыбалось. В общем, сватовства не получилось. Осталось лишь радостно охватившее меня на выходе ощущение удачного побега из плена. С той поры много, как говорится, воды утекло. Совсем другие люди живут в том доме, например, знаменитый певец Валерий Сюткин. Квартиры тоже, говорят, совершенно перепланированы под современный стандарт. А вот фасад все тот же. И удивительно к месту вдруг возникает в том или ином фильме.

Время, захваченное врасплох
Этим своим характерным для эпохи 1930 — 50-х годов фасадом дом на углу Яузского бульвара и Подколокольного переулка действительно хорошо послужил отечественному кинематографу. А нам, зрителям, весьма поспособствовал в плане исторического самообразования. Чего, например, стоит один только финальный эпизод из «Холодного лета пятьдесят третьего года». Ведь именно в этот дом в семью своего погибшего в ссылке товарища приходит доживший до реабилитации бывший фронтовик, бывший капитан из полковой разведки Сергей Басаргин (по—лагерному Лузга). Приходит, чтобы известить о гибели того, от которого во имя своего спасения уже давным—давно официально отреклись и жена, и сын. Да ведь разве только они одни? Тема эта снова возникает уже в следующем эпизоде — на бульваре, где только—только покинувший приметный дом Лузга вдруг сталкивается лицом к лицу с незнакомцем. Оба чем—то неуловимо схожи: у них даже чемоданчики одинаковые. Откуда они только что вернулись и что у каждого за плечами, оба понимают с первого взгляда. И поэтому, прикурив друг у друга, без лишних слов расходятся в разные стороны. Вот только окружающие их словно не замечают. Все заняты своими повседневными делами. И равнодушно пробегают мимо…

А вот опять—таки финальные, но наполненные совсем иным настроем кадры из «Покровских ворот», когда неудержимый, как само время, мотогонщик Савранский несется по Москве, спасая счастливо хохочущих Хоботова и Людочку от преследования неугомонной Маргариты Павловны. Окончательный отрыв от погони, похоже, происходит опять—таки у приметного «совдеповского» дома на углу Яузского бульвара. Во всяком случае как раз с этого момента затеянная Костиком игра «во спасение» стремительно переходит в «эндшпиль». Время буквально на глазах начинает «схлопываться» и отлетать в прошлое стоп—кадрами, в которых захваченные врасплох персонажи фильма прощально застывают на фоне чудом сохранившихся уголков Москвы 1956 года.

«Догнать Савранского — это утопия!»
Просто удивительно, сколь многое угадал этой репликой главный герой фильма Костик. Как точно поддел Маргариту Павловну своей предыдущей фразой о том, что «осчастливить против желания нельзя…». Не потому ли созданный исключительно для движения вперед Савранский, «пришпорив» своего железного коня, в конце концов, умчит в будущее. А временно «упавших ему на хвост» Людочку с Хоботовым мудро «отцепит» все в той же родной им Москве середины 1950—х. И, тем самым, оставит их в своем времени, где они, авось, сами разберутся со своим временем, личным счастьем и сметающей все живое опекой Маргариты Павловны. Тем более ,что другого пути все равно нет. Потому что счастье — оно у каждого свое, как и прошлое, которое — уж коль оно вписано в общий исторический контекст — может быть небезынтересно потомкам.

Из—за данного интереса без нового визита к дому 2/16 нам просто не обойтись. Потому что, во—первых, это общее прошлое у него, как у сувенирной матрешки, упрятано внутри.

А во—вторых, сам дом, словно сказочный каменный указатель на распутье: прямо пойдешь — в старину на Яузском бульваре попадешь, влево направишься — перед загадкой на улице Воронцово поле окажешься, а вправо завернешь — на легендарную Хитровку в Подколокольном переулке набредешь… Но обо всем по порядку.

Зять фельдмаршала и постигшая его недвижимость
Сюрприз откроется тотчас, как только, миновав приметную арку, заглянете во внутренний двор. Потому что там, за небольшим садиком, сразу обнаружится симпатичный приземистый особнячок с колоннами. Он почти на 180 лет старше закрывшей его своей громадой сталинской «новостройки». Построенный по заказу княгини Щербатовой (это ее чертами хорошо знавший княгиню с юности Л. Толстой наделил в «Анне Карениной» красавицу Кити Щербацкую) дом после Отечественной войны 1812 года перешел в руки ее участника — генерал-майора Николая Захаровича Хитрово.

Пожил в нем заслуженный генерал недолго, в 1826 году он умер. После чего дом и примыкающие к нему довольно обширные, занимающие добрую часть нынешнего Подколокольного переулка земли перешли в руки Анны Михайловны Хитрово — его вдовы и дочери фельдмаршала Кутузова. Незадолго до своей кончины генерал решил как—то обустроить принадлежащие семье владения. И на ближайшей площади в средней части Подколокольного затеял возведение рынка. Но дело довести до конца не успел. А наследники затею не поддержали. В результате, к середине ХIХ века площадь превратилась в своеобразную биржу неквалифицированного труда, наполненную представителями московского дна — наемными рабочими, нищими, мелкими воришками и прочим темным, опустившимся людом. Одновременно вся округа довольно быстро обросла соответствующей «инфраструктурой» в виде страшных ночлежек и грязных трактиров для отбросов общества. Так возник целый район трущоб и притонов под названием «Хитров рынок» или просто «Хитровка», к которому зять прославленного русского полководца, конечно же, никакого отношения не имел.

Тайна «Гостиной горки»
Для ее разгадки самое время отправиться на противоположную сторону Яузского бульвара. И буквально несколько шагов пройти вверх по склону «Гостиной горки» до пересечения улицы Воронцово поле с Большим Николоворобинским переулком. Судить о прошлом этого уголка старой Москвы довольно просто: его хранят сами названия. На Гостиничной горке, например, раньше постоянно селились купцы, которых в народе называли «гостями». Воронцово поле осталось на память от бояр Воронцовых—Вельяминовых, которым в ХIV веке принадлежали здесь обширные угодья.

Особо интересен для осмотра перпендикулярно расположенный к этой улице Большой Николоворобинский переулок. На самом деле, он не столько большой, сколько «обрывистый», поскольку довольно резво «сбегает» от улицы Воронцово поле к Серебряническому переулку в долине реки Яузы. В Серебрянический, где к концу путешествия вас ожидает сюрприз, мы обязательно заглянем в конце нашей прогулки. А пока вернемся к началу Большого Николоворобинского переулка, названного в честь находившейся здесь церкви Николы Чудотворца в Воробине.

Еще в начале 30—х годов прошлого века эта пятиглавая церквушка с островерхой шатровой колокольней прекрасно просматривалась с Яузского бульвара. А сегодня весь вид перекрывает расположенная в начале его внешнего проезда громада дома №3 — одного, между прочим, из самых высоких на Бульварном кольце. Однако тщетно сегодня за его тыльной, выходящей в Б. Николоворобинский переулок стороной искать эту церквушку. До наших дней она не дожила. На ее месте — здание построенной в советские времена общеобразовательной школы, в которой ныне размещаются подразделения Министерства юстиции. От тротуара и проезжей части переулка строение отделяет небольшой фрагмент старинной — из белого камня и кованой металлической решетки — ограды. Это и есть единственный оставшийся здесь от былого храма след. Все остальное в 1932 году было уничтожено с каким—то особым рвением и даже беспощадностью. Словом, так, чтобы здесь даже намека на былое не осталось.

Паштет из воробьев по—одесски
Возможно, кое—что об этом мог поведать знаменитый советский писатель Исаак Бабель. Именно в эту пору, перебравшись из Одессы в Москву, он поселился в двухэтажном строении напротив. Тоже, между прочим, снесенном в 1968 году ради уже упомянутого дома №3.

Прежний дом под этим номером по Б. Николоворобинскому переулку представлял собой, по существу, двухуровневую квартиру, где на первом этаже располагались передняя, столовая, кабинет и кухня, а на втором — спальные комнаты. В эти роскошные, по тем исключительно кризисным в жилищном отношении временам, в таком помещении могли запросто уплотнить. И вряд ли властей остановило бы то, что в доме располагалось представительство австрийской фирмы «Эллин», торговавшей в ту пору с СССР электрическим оборудованием.

Собственно, из—за этой боязни уплотнения генеральный представитель фирмы инженер Бруно Штайнер и нашел себе жильца—компаньона, который помог бы своим авторитетом данную площадь отстоять. Так, ютящийся доселе у друзей Бабель обрел крышу над головой в Б. Николоворобинском переулке.

У многочисленных гостей писателя столь необычное название места жительства неизменно вызывало вопрос. А для некоторых, как например, у острого на язык писателя Н. Эрдмана, который приходил сюда обсуждать с Бабелем судьбу своей тогда гонимой, а впоследствии вошедшей в театральную классику пьесы «Самоубийца», вполне могло стать поводом для веселой шутки или даже розыгрыша. Впрочем, и сам Бабель этим не пренебрег, разыграв А. Пирожкову — свою будущую жену. Когда во время первого визита в этот дом на вареники с вишней та высказала удивление столь странным адресом, Бабель «на полном серьезе» объяснил: «Оно происходит от названия церкви Николы-на-воробьях — она напротив дома. Очевидно, церковь была построена с помощью воробьев. То есть в том смысле, что воробьев ловили, жарили и продавали…»

Мемориал полковника Воробина
Через много лет в своих воспоминаниях «Годы прошедшие рядом (1932 — 1939)» Пирожкова поведала: «Я удивилась, но подумала, что это возможно: была же в Москве церковь Троицы, что на капельках, построенная, по преданию, на деньги от сливания капель вина, остававшегося в рюмках; ее построил какой—то купец, содержавший трактир». Правда, позже она выяснила, что название церкви и переулка происходит не от слова «воробьи», а от слова «воробы» — род веретена для ткацкого дела в старину. Однако далее в предмет углубляться не стала. И, скорее всего, по той же причине, что и Бабель, который правду говорить остерегся, а предпочел отшутиться. Шутка, впрочем, была довольно горькой, поскольку сначала церковь, а потом и ее колокольню ровняли с землей буквально на его глазах. Что—то в этом революционном остервенении предупреждало писателя — разрушением этих древних стен дело не ограничится. Скоро возьмутся, и возьмутся масштабно, за людей.

Худшее сбылось уже через несколько лет, когда по всей стране развернулась настоящая охота на «врагов народа». Одним из них в 1939 году оказался сам Бабель.

История храма, который, кстати, изначально назывался «храм, что на Гостиной горке», оказалась, в некотором роде, вполне зеркальной теме «писатель и власть». Взаимоотношения с последней все время складывалось как—то неровно. Церковь заложили еще в 1690 году. Сумму на ее возведение собрали отнюдь не ткачи «с воробами», которые в данном районе отродясь не водились, а стрельцы из расквартированного в окрестностях полка Степана Стрекалова. Ну, а уж затем, по случаю пополнения царской семьи, раскошелилась и казна. Храм под своим первым названием простоял семь лет. Но затем в Москве произошел знаменитый стрелецкий бунт, в котором служивые из стрекаловского полка активно поучаствовали. Плохо пришлось бы молодому государю Петру I в Москве, если бы не находилось неподалеку другое, оставшееся верным стрелецкое формирование под командованием полковника Воробина.

В общем, усидел Петр на троне. С бунтовщиками расправился люто. А верного полковника поощрил, посодействовав, чтобы в его честь местная церковь получила название «Воробинской».

Закат старомосковского мира
В 1688 году первоначально построенный деревянный храм сгорел. Да так скоро, что едва—едва успели вынести из огня главную его святыню — икону «Богоматерь Гора Нерукосечная» середины ХVI века. Новую церковь, каменную, на его месте начали возводить через два года. Деньги на этот раз по случаю прибавления в царской семье и «за многия службы» пожаловала казна.

К началу ХХ века храм в начале переулка его имени резко расширился в своих пределах. При нем открыли богадельню для «призрения» одиноких престарелых женщин.

А в 1911 году по проекту архитектора Д. Виноградова построили дом, который ныне под № 1/2 открывает архитектурный ряд по внешнему проезду Яузского бульвара. К тому времени селиться в приходе церкви Николая Чудотворца стало весьма престижно. Из видных людей одним из первых здесь «прописался» известный архитектор В. Баженов: в 1778 году он приобрел жилье буквально в двух шагах от храма. В другом «доме на Николо-Воробине», приобретенном еще его отцом, долгие годы прожил драматург А. Островский. Последнее обновление церкви произошло в 1903 году. Средства на это выделил богатый меценат и большой ценитель театрального искусства А. Бахрушин.

Почем опиум для народа?
Причина, с точки зрения самого существования советской власти, оказалась более чем серьезной. Как известно, православная церковь большевистский переворот не приняла, а последовавшие за ним эксцессы резко осудила. Более того! Тогдашний ее глава — патриарх Тихон прилюдно заявил: «Россия находится в проказе». Так уж получилось, что эти вызвавшие огромный резонанс в обществе слова он произнес 14 января (27 по ст. ст.) во время службы как раз в Николо—Воробинском храме. В результате, доселе довольно скромная церквушка близ Яузского бульвара сразу же превратилась в символ неприятия православным миром советской власти. Такого большевистские комиссары просто так спустить не могли. Правда, сразу же смести церквушку с лица земли поостереглись. Выжидали целое десятилетие. Но в 1931 году храм сначала закрыли, а затем сломали. Чуть позже снесли и нарядную шатровую колокольню. Все, что удалось спасти — уже упомянутую старинную икону «Богоматерь Гора Нерукосечная». К счастью, другим довольно редким памятникам времени на Яузском бульваре повезло несколько больше.

Ни дна вам, ни оградки
Между тем, еще более полувека Хитровка оставалась гибельным местом, где благонамеренному человеку лучше было не показываться. Сюда даже полиция, а в советское время милиция, без крайней нужды не заглядывала. Тех же, кого переменчивая судьба здесь задерживала, обычно проигрывались, спивались, опускались, исчезали без следа. В лабиринтах Хитровки закончил свои дни в нищете и забвении даже такой могучий талант, как живописец А. Саврасов, чья картина «Грачи прилетели» висит сегодня в Третьяковской галерее. Самое обстоятельное описание этого страшного уголка старой Москвы можно найти у Гиляровского, который водил сюда актеров прославленного МХАТа для изучения материала. Те тогда готовились к постановке горьковской пьесы «На дне».

Обуздать Хитровку после целого ряда безуспешных попыток удалось лишь в 1930—х годах. Тогда многие трущобы посносили. У главной ее площади построили общеобразовательную школу (ныне Электромеханический техникум), а по Подколокольному пустили трамвай (в 1950-х годах трамвайные пути были демонтированы).

Для любителей обнаружить следы былого сегодня можно лишь порекомендовать включить воображение и задержать взгляд на строении, расположенном на стрелке Певческого и Петропавловского переулков. Здесь в начале ХХ века «горбилась» ночлежка Кулакова — самая страшная из четырех выходящих на этот главный когда—то перекресток Хитровки.

Раритет «по барабану»
На обратном пути, у самого выхода к бульварам хотелось бы обратить ваше внимание на металлическую решетку, ограждающую небольшой садик возле дома 18/15. Именно такая ограда окаймляла многие десятилетия все бульварное кольцо. В 1947 — 48 годах она была заменена нынешней, чугунной. При реконструкции Покровского бульвара чья—то дельная голова догадалась перенести старую, сразу ставшую раритетной, решетку к садику. До того он был закрыт простым тесовым забором. В результате получился уютный уголок, дающий наглядное представление об одной из характерных деталей старого Бульварного кольца. Однако тем, кому уже в начале нынешнего века выпал подряд проводить здесь реконструкцию, подобные тонкости были «по барабану». Так что, увы! Снесли, увезли, заровняли…

А насколько — поговорим, продолжив нашу с вами по нему прогулку уже в следующем номере.

The Directory
Игорь Ягелло
Меня зовут Игорь Ягелло
SN PRO EXPO FORUM 2018
Cамое ожидаемое событие в индустрии спорта и здорового образа жизни!
Жизненные правила, которые приводят к счастью
Интересно, а существуют ли такие правила, с помощью которых можно было бы действительно обрести счастье?
Татьяна Светлова
Зачем нужно работать с психологом
Мария Алира Фатеева
В минувшую пятницу в ресторане Room 51 свой юбилей отпраздновала продюсер и PR-директор, основательница AME PR Agency Мария Алира Фатеева.
Женский бизнес
Первый бизнес-бранч международного делового клуба «Женский бизнес» прошел в Москве!
Наталия Иванова
Наталия, яркая нижегородская исполнительница, начала выступать с 2013 года. В 2015 году Наталия создала группу единомышленников и начала работать над созданием собственной музыкальной программы. В ее репертуаре более
Международный детский фестиваль
Владимир Брилёв и Бедрос Киркоров возглавили жюри Международного детского фестиваля
GOLDEN PET-2021
В МОСКВЕ ВРУЧИЛИ ПРЕМИИ ЗВЕЗДНЫМ ПИТОМЦАМ И ОПРЕДЕЛИЛИ ПОБЕДИТЕЛЬНИЦ КОНКРУСА КРАСОТЫ «QUEEN WITH MINI DOG»
Andgelina Di
Andgelina, откуда такой псевдоним? Все очень просто. Меня зовут Ангелина, а псевдоним складывается из моей фамилии и отчества. Фамилию трудно выговорить, запомнить еще сложнее. (Смеется.) Да, она красивая, но вот звучности в ней, на мой взгляд, мало. А вот Andgelina Di запомнить очень легко. Согласны?
©2018 Радиус Города